Гактическая девушка

[SAKURAWA]

Гактическая девушка
Автор: Тё
E-mail: [e-mail]
Фэндом: j-rock
Пэйринг: Гакт\Мана
Рейтинг: э-э-э… Не знаю…
Жанр: р-р-р-романтика


Warning №0: Яой.
Warning №1: Автор не отвечает за адекватность текста, ибо в процессе творчества был неадекватен.
Warning №2: Флафф! Розовые сопли по голубому заборчику.
Warning №3: текст живет по законам Japan-Fanfiction.



Был дождливый вечер. Мрачный дождливый вечер, который едва очерчивал силуэты деревьев, блестящих в нетрезвом свете фонарей. Мрачный, пьяный вечер, удивленно всхлипывающий маслянистыми каплями дождя.
В поместье Камуи Гакта вышколенные слуги зажигали свечи. Темные комнаты с едким запахом дождя заполнял янтарный свет. Хозяина дома не наблюдалось, но порядок есть порядок – ровно в шесть вечера слуги зажигали свечи, готовили ужин, сервировали стол. А хозяин мог так и не появиться дома. Зато вполне могли заглянуть его друзья.
Для постоянных гостей в этом молчаливом и строгом особняке всегда были готовы комнаты. Скорее даже покои, как в средневековом замке, которые каждый гость находил чрезвычайно удобными для времяпрепровождения. Так, например, Хакуэ никогда не возил с собой набор плеток, двенадцать пар кожаных брюк и какой-то дешевый шампунь для волос. Киеши получал возможность в любое время суток работать в подземной студии, Йошики облюбовал маленький домашний кинотеатр и любопытную видиотеку черно-белых фильмов. В покоях Маны-сан всегда горели свечи с запахом лаванды, и в идеальном порядке содержался минимальный набор «Мана-в-гостях». Хайде проводил время в библиотеке, Хиде со Спред-Биверами – напивались на берегу маленького озерца в глубине парка, а Дай и Шинья имели обыкновение. Все. Конкретнее? Они имели обыкновение приезжать к Камуи на выходные, а уезжали обычно через двое суток, счастливые до безобразия. Точнее, после безобразия.
Каждый из гостей мог с уверенность сказать – дом отражал хозяина. Построенный в стиле классических английских поместий времен викторианской эпохи, он смотрел на окружающий его парк синими стеклами чуточку ехидно и насмешливо.

Черная спортивная «Мазда» подкатила к парадному крыльцу ровно в тридцать две минуты седьмого, когда все свечи уже были зажжены, а комнаты – приготовлены. Дворецкий, пожилой японский еврей с пронзительно-черными глазами, подошел к задней двери машины распахнул ее и раскрыл зонт.
- Добро пожаловать, мадам.
Мана вышел из машины. Поправил строгое черное платье «Мери Шелли наносит визит доктору Франкенштейну» и улыбнулся мажордому уголками губ. Почему-то все слуги Камуи называли его исключительно «мадам». Тем временем, багаж уже выгрузили. Мана оглядел три маленьких саквояжа и хлопнул себя по лбу. Обернувшись к еще открытой двери, он забрал с сидения скрипичный футляр и, кивнув водителю, захлопнул дверцу. «Мазда», мигнув на прощание фарами, уехала. Лидер Malice Mizer прошествовал в дом, сопровождаемый дворецким и садовником [садовник нес саквояж].
Мана скинул плащ и оглядел холл.
Темно. Черный мрамор на полу, зеленоватый – на потолке, на стенах, обшитых деревянными панелям, висят гравюры Дюрера, зеркала и канделябры. Прямо напротив входных дверей – мраморная лестница с резными деревянными перилами и ковровой дорожкой почти баклажанного цвета.
- Приготовьте ванну – то ли приказал, то ли подумал вслух гитарист, и начал неспешное восхождение в свои комнаты. Провожатые ему не требовались.
Покои Маны состояли из просторной спальни и гардеробной. Но совершенно особенной была ванная комната. Черный блестящий кафель на полу, стены, увешанные зеркалами, зеркальный потолок. В центре помещения гордо размещалась ванна. Точнее – маленький бассейн, в котором, при желании, могла вольготно поместиться средних размеров акула. Ванна, отлитая из чугуна на заказ, с ручками в виде львиных лап и затейливым узором поверхности, была намертво вмурована в пол. Смеситель отсутствовал – вода подавалась из боковых стенок с помощью системы насосов [японские Кулибины, блин. В общем, сложная конструкция]. Вокруг чугунного чуда горели свечи. Было что-то невероятно притягательное в этой комнате. По крайней мере, Мане нравилось.
- Ванна готова, мадам, - доложила горничная и бесшумно удалилась. Мана, сидящий в кресле и расшнуровывающий ботинки, кивнул, не замечая того, что кивает в пустоту.
- Кажется, я не успеваю за ходом событий, - невесело усмехнулся он. - Неделя выдалась тяжелой. Хочу тишины.
И гитарист начал стягивать платье.
Он вошел в ванную в черном шелковом халате, на ходу убирая распущенные длинные волосы на макушку, чтобы не намочить их. Вода уже набранная в емкость для омовения, была какого-то молочно-белого цвета и пахла кефиром. Во множестве зеркал отразилось изящное движение, и халат скользнул вниз. Белизной кожа могла поспорить с цветом воды.
Мана повел носом:
- А кефир то качественный, прокисший…
И быстро шагнул в обжигающе-горячую воду. Его лицо озарила удовлетворенная улыбка. Мало кто знал, что лидер Malice Mizer ненавидел дождь, сырость и холодный ветер. Теплая вода, прогревающая мышцы, была для измученного репетициями и концертами гитариста в сто раз желанней, чем прогулки под ночным дождем.

Камуи Гакт ехал домой, зная, что там его ждет покой, ужин и общество Маны. О том, что бывший лидер-сама посетил поместье, хозяину доложил исполнительный дворецкий. Собственно, доложил и доложил, ничего удивительного в этом не было. Однако Гакта это известие взволновало. Мана часто появлялся у него, отдыхая после изнурительных концертов, бледной тенью скользя по многочисленным коридорам. Он никогда не был в тягость…но…был своеобразным живым укором Камуи. Бывший шеф, бывший друг, бывший любовник. Всегда подчеркнуто вежливый и невозмутимый. А Гкат вспоминал, каждый день на грани сна и яви вспоминал белоснежную кожу, яркие синие волосы, рассыпавшиеся по подушке, зажмуренные при поцелуях глаза. После той, первой и единственной ночи, Камуи покинул Malice Mizer. Испугался. Сделал вид, будто ничего не произошло. А Мана принял условия игры.
А сейчас вот, подъезжая к дому, в душе поднималась необъяснимая тоска и раздражение. На себя. И на Ману. На весь мир, который столкнул их, а потом разлучил. На этот беспроглядный дождь. На пафосные мысли, ставшие привычными, но не ставшими родными.
Мягко шурша шинами по гравию, Мерседес подкатил к порогу. Мажордом с зонтиком возник быстрее, чем хозяин моргнул.
- Где он?
- Мадам принимает ванну. – невозмутимо ответил тот, снимая с хозяина плащ.
- Ужин подадите в синюю столовую через два часа. Я проведаю гостя.
-«Ага, - подумал дворецкий – ну наконец-то!»

Омовение Маны [иначе эту процедуру трудно охарактеризовать] подходило к концу. Вода остыла настолько, что лишь не позволяла замерзнуть, но уже не прогревала. Кефир помогал сохранять кожу неестественно белой. Рецепту было уже много лет, и Мане его открыла одна знакомая гейша: после ванны с кефиром с поверхности кожи исчезали мелкие пигментные пятна, покраснения, несовершенства, и сама она становилась восхитительно-белой и гладкой на ощупь. Волосы, уложенные высоко на затылке не пострадали. Впрочем, их гитарист вымыл заранее, и сегодня собирался просто распустить, дабы не травмировать лишний раз.
Свечи вокруг ванны догорели до середины. Пора было покидать уютную воду и заканчивать на сегодня гигиенические процедуры.
Мана любил воду в любом ее проявлении, кроме, разве что, дождей. Но дожди… дожди навивали воспоминания о Камуи. Все просто – в ту ночь, шел дождь. И теперь близость Гакта четко ассоциировалась у Маны с осадками. Но Гакт ушел, и дожди стали невыносимыми…
Мана вздохнул, прикрывая глаза. Опять в голову лезли нехорошие мысли. Он и сам толком не знал, зачем приезжает сюда, зачем слоняется среди бесчисленных коридоров и комнат, зачем слушает звуки рояля, зачем пытается уловить легкий запах одеколона. Зачем ищет ответ на, ставший уже риторическим, вопрос: почему он ушел? И почему он смог все забыть?
У Маны забыть не получалось. Он спал и с мужчинами и с женщинами, но никто так и не смог вытеснить образ Камуи из памяти.
Встряхнув головой, гитарист резко сел в ванне.

Гакт вошёл в ванную комнату и остановился.
Мана лежал в ванне, чуть запрокинув голову на бортик и блаженно прикрыв глаза. Камуи залюбовался. Контур профиля резко выделялся на фоне зеркальных стен, беззащитно-открытая шея навивала стойкие мысли о вампиризме. Бледную матовость кожи подчеркивал полумрак, оттеняя серые круги под глазами. Косметика отсутствовала, лишь густота ресниц навивала нехорошие мысли. Но это ведь мелочи… Таким Камуи своего бывшего шефа еще не видел.
Он так и стоял на пороге, прислоняясь к косяку, сложа руки на груди, словно хотел защититься от видения, и прикрыл глаза. Казалось, кожа светилась изнутри так, что можно было ослепнуть. Лидер Malice Mizer его не замечал, погруженный в свои, судя по всему, невеселые, мысли. Когда же выражение какого-то детского отчаянья на совершенном лице сменилось решительностью, Камуи распахнул глаза. Мана резко сел, подняв в бассейне маленькие волны. Но это не главное. Главное, что из воды показалась его грудь, с застывшими капельками воды и напряженными сосками. Вода бриллиантово-прозрачным блеском мерцала у ключиц, жемчужными струйками стекала по накаченным мышцам груди и предплечий. Тонкие руки с аристократически-длинными пальцами сжали поручни ванны и Мана одним плавным движением начал подниматься. Учитывая расположение ванны и двери, гость оказался по отношению к хозяину…м-м-м…спиной. Пока он сидел – Гакт наблюдал профиль гитариста. А когда начал подниматься, то корпусом развернулся к единственной не покрытой зеркалами стене. Там находились полотенца и свежий халат. Взору Камуи открывался вид на позвоночник, трогательную ямочку над ягодицами, упругую подтянутую попку, стройные ноги… была в этом движении непосредственность молодой лани, что ли. Жемчужно белые струйки воды скользили по изгибам тела. Гакт заметил шрамик у левой лопатки и родинку, чудную родинку в изгибе бедра. Ясно представил, как подходит к ничего не подозревающему Мане и слизывает капли. Громко сглотнул.
Гитарист обернулся на звук. Хорошо еще, что повернул только голову, а то не миновать Камуи инфаркта…
- Надо же, ты дома! – удивленно хлопнул ресницами гость и снова развернулся к полке с полотенцами. – А мне и не сказали.
С кошачьей грацией достав-таки черную ткань, Мана начал энергично вытирать влагу. Гакт непроизвольно всхлипнул.
- Я только приехал.
- И сразу пошел проведать меня? – констатировал собеседник, закутываясь в халат, - Как ми-и-ило!
- Ужин через полтора часа в синей столовой – говорить получалось почему-то отрывистыми фразами.
- Ну да, ну да, - вежливо кивнул гость и направился к двери. Неадекватный хозяин все еще стоял в дверях, поэтому Мане пришлось протискиваться мимо. От этой близости у обоих заболела голова.
- Кстати, я привез скрипку.
На секунду их глаза встретились, а потом Мана, кивнув, скрылся в своих покоях, закрыв за собой дверь. Гакту пришлось выходить через общий холл.
-«Он приехал, привез скрипку и принял кефирную ванну. Мда, не к добру!», - подумал хозяин и побрел на свою половину.
Мажордом, следивший за ним из-за угла, сделал непонятное движение длинным носом и улыбнулся.

Синяя столовая представляла собой залу, выдержанную в ультрамариновых тонах с сиренево-серыми шелковыми занавесками, легкими и прозрачными, словно утренний туман. Интерьер парадоксальным образом сочетал сиренево-серый и синий, являя собой образец вкуса и изящества. Зала украшали подобранные по цветовой гамме полотна на стенах, аляповатый персидский ковер и бронзовая литая люстра. Со свечами, естественно. Посредине стоял длинный стол, накрытый на две персоны так, что бы эти самые персоны сидели на разных концах.
Гакт, в простом домашнем сюртуке и идеально-выглаженных брюках сидел на своем кресле и потягивал рубиновое компари, наслаждаясь легким букетом вина и странными ощущениями: в теплом свете он ждал единственного, жизненно необходимого человека, словно так и должно было быть. Камуи, обычно, каждую секунду испытывал несколько разных эмоций: злость вполне могла соседствовать с раскаяньем, радость с ненавистью, а стыд с удовольствием. А сейчас осталось только предвкушение. Предвкушение счастья.
Тяжелые двери приоткрылись, пропуская это самое счастье. Белое платье, распущенные по плечам волосы, мистическим светом горящие глаза…
- Добрый вечер.

***
Мана бежал по коридору не разбирая дороги. Мысль была одна «пойду…самоубьюсь…». вроде бы ужин с Камуи прошел нормально, но брошенная хозяином вскользь фраза «Знаешь, у меня один отрывок не получается, ты не поможешь?» пробудила у гитариста суицидальные намерения. Мысль мелькнула и ушла, а настроение осталось…
«Я – это средство. Средство достижения целей. Меня используют» - проносилось в голове. Это было неприятно. Неприятно осознавать свою ненужность, оторванность от Гакта. И Мана не знал, куда приложить ту ночь, которая предшествовала уходу вокалиста из Malice Mizer. Ту ночь, когда запрятанные глубоко в подсознание инстинкты вырвались наружу, и не осталось никаких правил. Когда Мана кусал любовника почти до крови, целовал так, что на коже оставались лиловые следы засосов. И позволял подобное проделывать с собой. А потом, ранним утром, когда рассвет расцветал огромной оранжевой хризантемой, с каким-то странным удовольствием рассматривал результаты своей и чужой страсти. И, страшно подумать, как ему это нравилось.
- Ой! – бегущий по коридорам молодой человек неожиданно налетел на кого-то. «Кем-то» оказался дворецкий, неспешно появившийся из-за угла и, видимо, не расслышавший шагов Маны, который вообще негромко передвигался, а когда бежал, казалось летел, но очень низко над землей.
- Прошу простить, мадам, - негромко и с чувством собственного достоинства пробормотал мажордом, цепляясь толстыми пальцами за плечи гитариста и почти вися на нем. Белое платье разлетелось, длинные рукава скользнули по согнутым в локтях рукам, мимолетно лаская кожу неправдоподобно-белого цвета. Мана аккуратно отцепил от себя человека.
- Не стоит. Это моя вина, - и, коротко поклонившись, удалился в сторону своих комнат.
Эта встреча, как пощечина, отрезвила гитариста, возвращая к привычному состоянию холодной отрешенности. Какое ему, собственно, дело до Камуи? Абсолютно никакого. В этот момент молодой человек уткнулся носом в зеркало. Тупик. «Поезд дальше не идет».
- Да что ж такое!!! - возопил он своему отражению – как всегда идеальному, но с грустным взглядом побитого сенбернара. Изогнул губы в горькой улыбке. Поправил чуть выбившийся из прически локон. Но тут внимание от собственной персоны отвлекло движение позади. Он перевел взгляд и немигающее уставился на шагающего по коридору, который и привел его сюда, хозяина дома. Странное ощущение – наблюдать за ним в зеркале. Как будто придуманная реальность решила откликнуться на горячие молитвы, и теперь Камуи медленно приближался из темноты, скрытой в тяжелой бронзовой раме. Этот придуманный Гакт был одет в мягкий домашний сюртук синего цвета и брюки, цветом на тон темнее, с острыми стрелками. И это в собственном доме, в 9 вечера! Цвет костюма гармонировал с цветом глаз видения – синими, как небо, и, что самое странное, с синими волосами Маны. С почти кошачьей грацией Камуи потянулся и сообщил:
- А! вот ты где!
Мана услышал голос за спиной. Вздрогнул. Повернулся. И понял, что Гакт – вот он, живой и настоящий, рядом, достаточно только протянуть руку.
- Я тебя уже минут сорок ищу! Пошли, - схватив рукав шелкового платья, невыдуманное виденье потянуло за собой.
- Куда?
- В студию. Твою скрипку ты туда унес?
- Ну да.
- Отлично! Ты послушаешь, и скажешь, в чем дело. А то я не могу понять.
- Хорошо. Только отпусти платье. Я понял.
- А? - не понял тот.
- Платье отпусти.
- Ага…
Материал с шелестом опустился на свое место, самопроизвольно улегся складками в нужных местах. Мужчины проследили за ним.
- Ну? - Гакт поднял взгляд от изгиба бедра Маны на секунду позже. Чем требовалось.
- Идем, - Мана решительно зашагал вперед, шелестя юбкой. Если бы он оглянулся, то заметил странный оттенок голода, промелькнувший во взгляде хозяина дома. Но Мана не имел привычки оглядываться назад, о чем Камуи было прекрасно известно…

***

Студия, выдержанная в стальных и черно-белых тонах располагалась аккурат под домом, в подвальных помещениях. Это обеспечивало максимальную звукоизоляцию и качество записываемых мелодий. И еще – это было единственное помещение, которое освещалось электрическим светом. Двери туда открывались кодовым замком.
На середине комнаты стоял рояль, чуть впереди него – этажерка, на которой возлежал, именно возлежал, скрипичный футляр.
Тяжелые плюшевые шторы, которыми были занавешены стены, слегка колыхались. Бесшумно работали кондиционеры. Режиссерский пульт в левом углу отгораживала прозрачная стенка.
Гакт уселся за рояль и любовно прикоснулся к клавишам. Легкая, почти невесомая мелодия заполнила комнату. Разноголосая, она с самого начала нервировала обилием звуков, но потом оказывалось, что это – как мозаика: стоит нужному элементу встать на свое место, как целая картина завораживает своей гармоничностью. Это был разговор ветра и падающих капель, разбивающихся о землю с горькой, мазохистской радостью. Действительно, странная мелодия, чудовищно диссонирующая с предыдущим творчеством Камуи.
Мана достал из футляра скрипку, быстро оглядел ее и торопливо, словно боясь забыть пришедшую в голову мысль, заиграл. Истерический смех скрипки и рояля наполнил небольшую залу. Это так подходило и к атмосфере, и к внутреннему содержанию песни, что у Маны захватило дух. Он перестал смотреть на смычок, предоставив ему полную свободу, поднял голову, и встретился с взглядом Гакта.

***

Как он играл?!?
Нет, Камуи, собственно, не интересовал процесс. Его заботило душевное состояние гостя. Мана как-то неестественно заломил руки, казалось, что суставов у него нет вообще, в принципе. Волосы тяжелой волной оттягивают голову назад. Каждая мышца тела напряжена, как струны скрипки, тронешь – зазвенит.
Визгливый, истеричный голос скрипки не спорил, а, скорее вторил басовитой мелодии рояля. А Гакт жадно следил за движениями губ, шепчущих какие-то слова, за румянцем, медленно проступающим на бледных щеках, и улыбался. Потому что помнил, как все это совершенство недолго, но полностью, без исключений, принадлежало ему. После чего сам он стал безраздельной собственностью Маны. Правда, судя по всему, бывший лидер-сан об этом и не догадывался. Объект пристального внимания поднял голову, и Камуи не смог оторваться от глубокой синевы глаз.
Музыка оборвалась. Мана опустил скрипку, Гакт убрал руки с клавиш.
Они продолжали смотреть друг другу в глаза.
- Ну? – неопределенно протянул хозяин дома.
- Знаешь, мне нравится. Но… по-моему… слишком низко, что ли… - пробормотал Мана, ногой пиная стоящий рядом с этажеркой пуфик на колесиках. Предмет мебелеровки, тихо шурша по паркету, подкатился к роялю. Мана, не долго думая, уселся на него, и азартно прикоснулся к клавишам. Быстро, на одной октаве повторил мелодию, только на тон выше.
- Видимо, это и называется «абсолютный слух», - с тоской подумал Гакт, следя за тоненькими пальцами с короткими, ухоженными ногтями. Опять, наверное, увлекся своей партией в beast of blood и обломал длинные наращенные ногтевые пластины. Гакт помнил – на репетициях лидером владела противоестественная отрешенность от мира, даже, скорее, одержимость, и в этом музыкальном экстазе он срывал ногти совсем, а мелодия вырывалась на свет вместе с этой кровью, и фонтаном ударяла в сознание, почти до боли.
Вынырнув из омута воспоминаний, Гакт попытался повторить, следуя замечаниям друга. А потом они играли вдвоем, в четыре руки. Молча.
- Да, так лучше, - сообщил Камуи, поворачиваясь к Мане. Мелодия врезалась в память, и повторять ее дальше уже не имело смысла. Она была идеальна.
- Еще можно добавить скрипку и виолончель, - высказал мнение тот, внимательно изучая клавиши.
- Ритм-гитару? Барабаны?..
- Слишком резко. Твои не сыграют. Я бы предложил свирель. Или саксофон. Но свирель, наверно, предпочтительнее, - Теперь Манна изучал свой мизинец.
- Как мои не сыграют? - вспылил хозяин дома.
- Твои ничего не понимают в барабанной партии. Ками смог бы. Но… Еще Йошики, наверное, сможет. Ты попросишь Йошики сыграть у себя? – ехидно бормотнул тот.
- А ты сыграешь на скрипке?
- Что?
- Ты? Сыграешь? На? Скрипке?
- Я?
Их препирательства, когда оба забыли, что больше не партнеры, не играют в одной группе, когда о песне можно было спорить часами, приводя в пользу своей точки зрения наглядные аргументы, были наглым образом прерваны громким демонстративным стуком захлопнувшийся двери.
- Блять! – оглянулся на дверь Камуи и, резко крутанувшись на табурете, с места стартовал к выходу.
- В чем дело? - Мана повернулся медленно, стараясь не сильно помять платье.
- Мы остаемся здесь, - сообщил Гакт, дернув ручку.
- Навсегда? – поднял брови гость.
- Нет. До завтра.
- Не…не понял?
- Короче. Дверь открывается только снаружи, кодовым замком, - раздраженно объяснил хозяин, роясь в пиджаке.
- Зачем?
- Так удобнее, - из внутреннего кармана Гакт достал мобильник и принялся названивать, - Ты запираешься в студии без возможности выйти и работаешь. В строго определенное время замок автоматически отпирается.
- Нелогично. Если не хочешь работать, ты не будешь этого делать, - Манна упер немигающий взгляд в Камуи, который раздраженно захлопнул миниатюрную раскладушку. – Что ты делаешь?
- Пытался дозвониться до дворецкого. Сказать ему код и выйти отсюда. Бесполезно. Телефон не ловит.
Гакт подошел к одной из портьер и отодвинул ее. Там оказался не очень большой закуток, в котором помещалась большая кровать, письменный стол со стулом и бар в виде глобуса. Над кроватью – полка с книгами, в противоположной стене – дверь. Видимо в ванную.
- Если я не хочу работать, я просто здесь отдыхаю.
- Как пошло - поморщился гитарист.
- А чего ты ожидал? Алькова? – вспыхнул Гакт.
- Нет… Не знаю… Для кого ты соорудил это место? Сам бы ведь не додумался.
- Для Хиде и Киеши. Они приезжали сюда работать. И с собой привозили подушки. Не знаю зачем.
- Ой, ли?..
- Думаю, они ими дрались.
- Слушай…, Мана подался вперед, - А еда?
- Здесь есть холодильник, - Камуи открыл дверцу встроенного в стену бытового прибора. – С голодухи не умрем. А замок разблокируется завтра в 9 утра.
Мажордом за дверью довольно улыбнулся и, бормоча что-то, явственно похожее на «Дому уже давно нужна хозяйка», удалился верх по лестнице. Спать, естественно…

***

- Тогда… Раз уж мы здесь застряли… - Мана встал с пуфика и направился в жилой закуток, ловко сбив хозяина на кровать, оттеснив тем самым конкурента от холодильника, и начал изучать содержимое вышеозначенного агрегата [холодильника].
- Ты чего, не наелся? – удивился Гакт, поднимаясь с кровати, куда его деликатно пихнули бедром [так и хочется сказать – ничего себе у Маны бедра!].
- Нет – смущенно ответил парень – Я всегда ночью есть хочу. И ем понемногу. Но ты ведь никому не скажешь, да?
И голодный гость вытащил из закромов пол палки колбасы и смачный кусок сыра.
– Где у тебя хлеб? И нож?

***

Импровизированное пиршество продолжалось невиданным размахом и жестокими действиями по отношению к колбасе, хлебу и сыру. Бутерброды Мана делал от души, щедро делясь собственными кулинарными шедеврами с хозяином ингредиентов. Под бутерброды парни раскупорили бутылку красного вина и, за неимением бокалов, разлили его в непонятно как здесь оказавшиеся граненые стаканы, развалившись на безбрежной кровати, и используя найденную Маной льняную салфетку в качестве скатерти.
Гакт наблюдал за бодро порхающим по комнате гитаристом с легким отупением.
Потому что Мана вытирал нож о подол белоснежного платья, от чего то утратило свой товарный вид. Потому что он произносил такие остроумные и ироничные тосты, что оба смеялись до колик в животе, вино проливалось на салфетку, кровать и одежду, и от этого было еще смешнее. Потому что верхние пуговицы на платье расстегнулись, и показалась узкая полоска обнаженной кожи, такой неестественно белой.
Потому что… Да мало ли? Гакту просто очень нравилось смотреть на этого Ману, открывающегося ему совсем с другой стороны. Как забавный, неистощимый, ироничный собеседник. Как непримиримый оппонент. Камуи забыл, что значит спорить до хрипоты просто так. Он много о чем забыл, когда не стало Ками. И многое стерлось из его памяти после ухода из Malice Mizer. Многое. Кроме, пожалуй, одного…
- Хей, Гакуто, о чем задумался?
- О том, что никогда не видел тебя таким. Я и не знал, что ты… такой, - честно ответил Камуи.
- А какой я? – приподнял брови собеседник.
- Ты… э-э-э-э-э… Мана.
- Мда. Исчерпывающая характеристика!
- Ман, не язви. Ты совершенство во всех отношениях. А это, - Гакт обвел рукой место трапезы, - это, скорее, похоже на бардак.
- Ага. Моя жизнь вообще бардак. Начиная с создания Malice Mizer, и до…эх… - лидер-сама встряхнул головой.
- А мы с Ками собирались тогда уйти. Незадолго до… - задумчиво протянул хозяин, собирая в салфетку остатки пиршества и аккуратно спуская их на пол. Последний раз стряхнув крошки, он растянулся на кровати.
- Куда? – Мана опустился рядом, и вопросительно уставился на собеседника.
- Куда угодно. В свободное плавание. Только, нам туда не надо было.
- А чего меня не позвали? Может, мне тоже туда не надо?
- Так ты же… Мана! – поразился Гакт.
- Я такой же человек. Как ты. Как Ками. И мы все смертны, знаешь…
- Что есть человек? – улыбнулся Камуи.
- А вот теперь язвишь ты!
- Прости.
Они немного помолчали.
- Я понял, - тихо сообщил гитарист, - Знаешь, я многое понял. Надо ценить то, что есть. А то потом будет поздно.
- Ты не ценил Ками?
- Ценил. Но редко говорил ему об этом.
- Он знал. Поэтому отговорил меня.
Гакт повернулся и посмотрел снизу вверх, в глаза самому нужному ему человеку.
- Это хорошо, - согласился человек, наклоняя голову, от чего его волосы коснулись лица Камуи.
- Ман, - выдохнул он шепотом.
- А? – отозвался гитарист так же тихо.
- А я тебя люблю, - сказал, а внутри все оборвалось. Вдруг… А если…
- И я люблю тебя, - чуть качнул головой Мана.
- И что теперь делать?
- Жить. Петь. Играть, - вздохнул гитарист и сел. Гакт поднялся следом.
- И все? - спросил он прямо в выпрямленную, словно бы от удара, спину.
- И ценит моменты., - резко обернулся тот, секунду смотрел на бывшего согрупника, а потом легонько поцеловал Камуи в уголок губ.
Гакт задохнулся. На мгновение воздух перестал поступать в легкие. Понял, что все это – не сон. И осторожно поцеловал мягкие, податливые губы. Мана пах сыром и вином, и еще чем то своим, маниным, совершенно внеземным. А поцелуй, легкий вначале, перерос в нечто другое. Большое и мягкое, как облако.
- Я люблю тебя.
- Не уйдешь?
- Никогда больше. Прости.

***

Гакт проснулся от ощущения радости. Вокруг горел свет, и в глаза бил луч галогеновой лампы. Рядом, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в плечо, посапывал Мана. Вчера… или, уже сегодня?.. им еще пришло в голову укрыться махровой простыней. И теперь Гакт видел соблазнительно открытое предплечье и изгиб шеи, покрытый следами укусов и аккуратными засосами. Он провел рукой по подбородку. Слегка засаднило. Этот дискомфорт доставлял странное удовольствие. Как клеймо – знак принадлежности.
Мана открыл глаза. Зевнул, щекоча дыханием кожу. Повернул голову. Волосы растрепались, выражение глаз было до неприличия счастливым.
- Привет.
Дверь запиликала и открылась с громким щелчком.
- О, мы свободны, кажется. – Мана зевнул, и устроился поудобнее. – Как думаешь, нас нарочно здесь твой дворецкий закрыл?
- Вероятность – 99, 9 %
- Хорошо-то как…
- Ой, Мана, я не могу, - несолидно захихикал Гакт, водя носом по растрепанной макушке.
- А я могу. Щас вот проснусь, позавтракаю, и как смогу-у-у!
- Хорошо. Я пошел готовить завтрак.
- Зачем? Мажордома позови.
- Лень. Не возражаешь еще здесь остаться?
- Нет. Ты, кровать и скрипка. Собственно, в глобальном смысле мне больше ничего не надо.
- И мне. Значит – живем!!!